– Сиди и не дергайся, – сказал Фандорин вслух. – Пригоню извозчика. А попробуешь уползти – из тебя вся жизнь вытечет.

В трактире было пусто. Сквозь мутные полуоконца проникал тусклый свет раннего утра. Прямо посередине, на грязном полу, обнявшись, валялись мужик с бабой. У бабы был задран подол – Эраст Петрович отвернулся. Больше вроде бы никого. Нет, в углу на скамье спал вчерашний слепой: под головой котомка, на земле посох. Трактирщика Абдула – того, с кем Фандорину очень надо было повидаться, – не видно. Но что это? Вроде кто-то похрапывает в подсобке.

Эраст Петрович осторожно откинул ситцевую занавеску, и отлегло от сердца – вот он, паскуда. Раскинулся на сундуке, борода торчит кверху, толстогубый рот приоткрыт.

Прямо в зубы коллежский асессор и сунул ему дуло. Сказал задушевно:

– Вставай, Абдул. Утро вечера мудреней. Татарин открыл глаза. Они были черные, матовые, лишенные какого бы то ни было выражения.

– Ты побрыкайся, побеги, – попросил его Фандорин. – А я тебя тогда убью, как пса.

– Чего нам бежат, – спокойно ответил убийца и широко зевнул. – Не малец бегат.

– На виселицу пойдешь, – сказал Эраст Петрович, с ненавистью глядя в маленькие равнодушные глазки.

– Это уж как положен, – согласился трактирщик. – На все воль Аллах.

Коллежский асессор изо всех сил боролся с неудержимым зудом в указательном пальце.

– Ты еще об Аллахе, мразь! Где убитые?

– А чуланчикам пока прибрал, – охотно сообщил нелюдь. – Думал, после речк кидал. Вон он, чуланчик. – И показал на дощатую дверь..

Дверь была заперта на засов. Эраст Петрович скрутил Абдулу руки его же кожаным ремешком, а сам с тоскливо ноющим сердцем отодвинул засов. Внутри было темно.

Помедлив, коллежский асессор сделал шаг, другой и вдруг получил сзади мощный удар ребром ладони по шее. Ничего не понимая, полуоглушенный, рухнул лицом в пол, а кто-то навалился сверху, горячо задышал в ухо:

– Гдзе гаспадзин? Убивачи собака!

С трудом, с запинкой – удар-то был нешуточный, да и во вчерашнюю шишку отдался – Фандорин пролепетал по-японски:

– Так ты все-таки учишь слова, бездельник?

И не выдержал – разрыдался.

Но и на этом потрясения не кончились. Когда, перевязав Масе разбитую голову и отыскав извозчика, Фандорин вернулся за Мишей Маленьким в Фискину каморку, цыганки там не было, сам же Миша уже не сидел, привалившись к стене, а лежал на полу. Мертвый. И умер он не от раны в живот – кто-то очень аккуратно перерезал бандитскому королю горло.

Эраст Петрович с револьвером наизготовку заметался по темному коридору, но тот разветвлялся и уходил в кромешную сырую тьму. Тут не то что найти кого-то – дай Бог самому не заблудиться.

Выйдя из «Каторги» наружу, Фандорин зажмурился от выглянувшего из-за крыш солнца. Маса сидел в извозчичьей пролетке, одной рукой прижимая, вверенный ему портфель, а другой крепко держа за шиворот связанного Абдула. Рядом торчал бесформенный куль – обмотанное одеялом тело Ксаверия Феофилактовича.

– Пошел! – крикнул Эраст Петрович, вскакивая на козлы рядом с ванькой. Поскорей бы из этого проклятого Богом места. – Гони на Малую Никитскую, в жандармское!

Глава десятая,

в которой генерал-губернатор пьет кофе с булочкой

Вахмистр, дежуривший у дверей Московского губернского жандармского управления (Малая Никитская, дом 20) взглянул на странную троицу, вылезавшую из извозчичьей пролетки, с любопытством, но без особого удивления – на таком посту чего только не насмотришься. Первым, споткнувшись на подножке, слез чернобородый татарин со связанными за спиной руками. За ним, подталкивая пленника в спину, спустился какой-то косоглазый в драном бешмете, белой чалме и с богатым кожаным портфелем в руке. Последним не по годам легко спрыгнул с козел старик-оборванец. Малость приглядевшись, вахмистр увидел, что у старика в руке револьвер, а у узкоглазого на голове вовсе не чалма, а намотанное полотенце, местами запачканное кровью. Дело ясное – секретная агентура с операции вернулась.

– Евгений Осипович у себя? – спросил старик молодым барским голосом, и жандарм, опытный служака, никаких вопросов задавать не стал, а только взял под козырек:

– Так точно, полчаса как прибыли.

– Вызови-ка, б-братец, дежурного офицера, – немного заикаясь, сказал ряженый. – Пусть оформит арестованного. А там, – он мрачно показал на коляску, в которой остался какой-то большущий куль. – Там наш убитый. Его пусть пока отнесут на ледник. Грушин это, отставной пристав следственной части.

– Как же, ваше благородие, отлично помним Ксаверия Феофилактовича, не один год вместе служили. – Вахмистр снял кепи и перекрестился.

Эраст Петрович быстро шел по широкому вестибюлю, Маса едва поспевал за ним, помахивая пузатым портфелем, кожаное чрево которого чуть не лопалось от пачек ассигнаций. В управлении по раннему времени было пустовато – да и не такое тут место, где толпятся посетители. Из дальнего конца коридора, где на закрытой двери красовалась табличка «Офицерский гимнастический зал», доносились крики и звон металла. Фандорин скептически покачал головой: тоже еще жизненная необходимость для жандармского офицера – на рапирах фехтовать. С кем, спрашивается? С бомбистами? Всё пережитки прошлого. Лучше бы дзюдзюцу изучали или, на худой конец, английский бокс.

Перед входом в приемную обер-полицеймейстера сказал Масе:

– Сиди тут, пока не позовут. Портфель сторожи. Голова-то болит?

– У меня голова крепкая, – гордо ответил японец.

– И слава Богу. Смотри у меня, ни с места.

Маса обиженно надул щеки, видимо, сочтя указание излишним. За высокой двустворчатой дверью оказалась секретарская, откуда, судя по табличкам, можно было попасть либо прямо, в кабинет обер-полицеймейстера, либо направо, в секретную часть. Вообще-то имелась у Евгения Осиповича и собственная канцелярия, на Тверском бульваре, однако его превосходительство предпочитал кабинет на Малой Никитской – поближе к потайным пружинам государственной машины.

– Куда? – приподнялся навстречу оборванцу дежурный адъютант.

– Коллежский асессор Фандорин, чиновник особых поручений при генерал-губернаторе. По неотложному делу.

Адъютант кивнул и бросился докладывать. Через полминуты в секретарскую вышел сам Караченцев. При виде нищего бродяги замер на месте.

– Эраст Петрович, вы?! Ну и типаж. Что случилось?

– Многое.

Фандорин вошел в кабинет и затворил за собой дверь. Адъютант проводил необычного посетителя любопытным взглядом. Встал, выглянул в коридор. Никого, только напротив двери сидит какой-то киргиз. Тогда офицер на цыпочках подошел к начальственной двери и приложил ухо. Слышался ровный голос чиновника для особых поручений, время от времени прерываемый басистыми восклицаниями генерала. К сожалению, только их-то и можно было разобрать. Реплики звучали так:

– Какой такой портфель?

…

– Да как вы могли!

…

– А он что?

…

– Господи!

…

– На Хитровку?!

Тут дверь из коридора распахнулась, и адъютант едва успел отпрянуть – сделал вид, что как раз собирался постучаться к генералу, и недовольно обернулся на вошедшего. Незнакомый офицер с портфелем подмышкой успокаивающе вскинул ладонь и показал на боковую дверь, что вела в секретную часть: мол, не беспокойтесь, мне туда. Быстро прошел через просторную комнату, исчез. Адъютант снова приложил ухо.

– Кошмар! – взволнованно воскликнул Евгений Осипович. А минуту спустя ахнул:

– Хуртинский? Это невероятно!

Адъютант так и распластался по двери, надеясь разобрать хоть что-то в рассказе коллежского асессора, но здесь, как назло, влез курьер со срочным пакетом и пришлось принимать, расписываться.

Еще через две минуты из кабинета вышел генерал – раскрасневшийся, взволнованный. Однако судя по блеску генераловых глаз новости, кажется, были неплохие. За Евгением Осиповичем шел таинственный чиновник.